Такахаши поставила стакан перед собой и всем корпусом повернулась к рыжей. Лицо Тен-Тен принудительно расслабила, и теперь оно было похоже на безэмоциональную, бесстрастную маску.

Статьи должны были дойти с задержкой в две минуты. До сигнала оставалось одна пятьдесят.

— Ты хочешь меня отравить?

Сабрина подавилась круассаном. Пока она пыталась откашляться и вернуть самообладание, прошло тринадцать секунд, которые Тен-Тен отсчитывала с точностью метронома. Выражение её лица не менялось. Голова стала лёгкой и пустой, только тикал внутренний таймер, да мелькали с быстротой молнии мысли.

Этому научила её Ино. Она часто повторяла, что настоящий мастер допросов всегда одинаков: лицом — бог, сердцем — демон(1). Это пугало допрашиваемых намного сильнее, чем показная злость, безумие или сострадание.

Ино вообще считала, что на свете нет ничего страшнее равнодушия.

— Ну ты сама подумай, — говорила блондинка, накручивая на палец прядь светлых волос из высокого хвоста. — Кого ты больше боишься: того, кого обуревают эмоции, или того, кто сохраняет холодную голову?

Они сидели вдвоём, — остальные подруги-куноичи разбежались по семьям и домашнему уюту; муж Ино был на миссии, Неджи давно был мёртв, — в забегаловке, работавшей допоздна, и пили. Саке горькими комками падало в желудки, и Тен-Тен чувствовала, как рисовая водка туманит голову и ослабляет коленки.

Вопрос был почти риторическим. Самым страшным противником Тен-Тен за её жизнь становились бессердечные, безэмоциональные сволочи. Она всё ещё просыпалась с колотящимся сердцем, вспоминая пустые, равнодушные глаза богини Кагуи, желавшей уничтожить их мир.

Ино смотрела на неё бирюзовыми радужками, ровными и цельными, словно кусочки стекла. Ни зрачка, ни капли узора — только чёрный контур, отделяющий склеру.

Тен-Тен залила в себя ещё одну порцию саке и занюхала рукавом. Её хаори(2) пахло смазкой для стали и свиным жиром.

Ино кивнула и принялась палочкой от данго(3) вырисовывать иероглифы на подливке, оставшейся в тарелке. Казалось, что она всецело поглощена этим занятием, но Тен-Тен знала: это напускное. Куноичи никогда не отдаёт всю себя одному делу.

Ино была настоящим ядовитым цветком.

— Равнодушие, моя дорогая подруга — вот прямая дорога в ад. И люди будут бояться тебя, если вместо лица обнаружат ровную фарфоровую маску.

Сабрина не была исключением: равнодушие на обычно живом и подвижном лице Хлои напугало её намного больше, чем вопрос. Её сердце билось, как у загнанной в ловушку птички, губы тряслись, зрачки дёргались, не в силах словить концентрацию. Лицо было трогательно-бледным, с лёгким зеленоватым оттенком.

Она была уверена, что её рассекретили.

Тен-Тен дала рыжей насладиться этим чувством, прежде чем слегка приблизилась к ней.

Рыжая отодвинулась от Хлои и, не рассчитав манёвра, упала со школьной скамьи. Как раз в этот момент телефон Сабрины завибрировал, оповещая о серии сообщений.

Время вышло.

— Я прислала тебе статьи о вреде кофе, Сабринчик, — сказала Тен-Тен, лишая своё лицо маски равнодушия. — Если не прочитаешь — уволю. Всё ясно? И больше не смей носить мне эту дрянь!

Это уже не говоря о том, что кофе был просто вреден для здоровья шиноби. Мало того, что он выводил минералы и большое количество воды, необходимой для нормальной реакции в бою, так ещё и являлся стимулятором для чакросистемы. Не было ничего хорошего в том, чтобы захлёбываться в собственной силе, которую тело начинало чрезмерно вырабатывать после подобного допинга.

— Так что, ты кофе не будешь? — услышала Тен-Тен голос сзади. — Может, тогда меня угостишь?

Она повернулась и увидела парня-спортсмена. Высокий, с широкими плечами, в красной тренировочной куртке, белой футболке и тёмных штанах. Если Тен-Тен не ошибалась, то его звали Ким, и он был абсолютно и бесповоротно влюблён в Хлою, несмотря на её непростой характер и злобную натуру, перенятую от матери.

Тен-Тен сладко улыбнулась, встала из-за парты и взяла стакан с кофе. Дойдя до ближайшего фикуса, — в классе их было шесть, — она сняла крышку и, не прекращая улыбаться, вылила напиток на землю. При этом она, не отрываясь, смотрела на Кима, мысленно проговаривая: уходи, уходи, уходи. Я тебе не нравлюсь. Уходи.

Это должно было стать очень грубым, очень обидным поступком. Вместо нормальной обиды Ким внезапно захохотал.

— А, точня-як, Хлоя! — сказал он между смешками. — Кофе же вредный! Спасибо, что заботишься о моём здоровье!

К счастью, ей не нужно было ничего отвечать: в класс вошла рыжая учительница и призвала школяров к порядку. Слегка растерянная, Тен-Тен выкинула стаканчик и села на своё место.