Размер шрифта:   16

Интересно, что Исцеление Ледибаг, хотя и убрало все следы буйства акумы, совсем не затронуло отравление тела Хлои. Вряд ли это было продиктовано неприязнью Маринетт. Значит, у автоматического восстановления всё-таки были какие-то внутренние настройки. Оно и логично: на полное исцеление всего города уходило бы просто невероятное количество энергии.

Если задуматься, то в руках Маринетт оказалась сила, от которой становилось просто страшно. Удача. Восстановление. Исцеление. И поодиночке эти… способности при верном их применении давали практически безграничную мощь, а уж вместе — и подавно. Пожалуй, сама Тен-Тен не смогла бы обладать чем-то столь всеобъемлющим.

Нет уж, увольте. Пусть всё остаётся у Маринетт. Этот был тот случай, когда незнание, сопровождающееся дуростью — великое благо.

Главное чтобы Ледибаг не снесло голову от собственного всемогущества, власти и почитания, которое выливают ей на макушку жители Парижа. Тен-Тен слышала, что героям хотят установить памятник, вроде как от признательности — ну чем не повод возгордиться? Подросткам, на самом деле, очень мало надо.

Про Кота Нуара Тен-Тен удалось узнать намного меньше. Всеобщая истерия практически не касалась напарника Ледибаг, акцентируясь на ней самой. Это Ледибаг чаще мелькала на постерах и фотографиях; Ледибаг давала интервью и разговаривала с жителями, пока Кот был где-то сзади; Ледибаг сражалась с акумой, пока её верная тень скользила рядом на подхвате, готовая выполнить любой приказ, любую прихоть.

Доходило до идиотизма. Тен-Тен видела несколько съёмок сражения с акумами, где роль Кота должна была стать решающей; этого не происходило. То ли из-за робости Нуара-Адриана, не привыкшего к самостоятельности, то ли из-за чрезмерно сильного давления Ледибаг. Там, где одним Катаклизмом или ударом шеста можно было решить ситуацию за пару секунд, герои растягивали махание кулаками на часы.

Неуверенность в себе Адриана была предметом глубокого размышления для Тен-Тен. Несмотря на чёрный костюм и шуточки на грани фола, мальчишка казался потерянным. У Такахаши не шли из головы все его пропитанные горечью улыбки и пустой, остановившийся взгляд.

И вроде бы всё в порядке: богатый мальчик из хорошей семьи, — через Интернет Тен-Тен узнала вкратце историю Агрестов, — с травмой из-за смерти матери. Работает. Популярен. Любимец публики и, что удивительно, папарацци: про Адриана не писали ничего предосудительного в самой жёлтой прессе. Тен-Тен удалось найти лишь одну статью, где добродушие Агреста-младшего было преподнесено излишним: на фотографии уставший, замученный Адриан с наконец-то нормальной улыбкой волонтёрствовал в приюте для кошек.

Как же так вышло, что рана от смерти матери превратилась в гнойную? Почему строгий, но вроде бы любящий отец Адриана позволил этому произойти? Почему Габриэль Агрест уже год с лишним не появляется перед объективами камер, при этом выпуская одну коллекцию одежды за другой? И как с этим связаны слова Адриана о том, что отец не разрешал ему ходить в школу?

Несчастный ребёнок с ямочкой на левой щеке. Она проявлялась только в те моменты, когда Адриан улыбался по-настоящему; Тен-Тен увидела этот крошечный дефект мышц в классе во время съёмок фильма.

Ей хотелось помочь этому котёнку выбраться на волю.

Тен-Тен сплюнула зубную пасту, — тоже новую, Жан-Жак поменял всю химию и уходовые средства, с которыми только могла соприкоснуться Хлоя, — и мрачно посмотрела в зеркало.

Адриан Агрест. Светлые волосы и зелёные травяные глаза. Улыбка и боль. Вера в предопределённость судьбы. Подавленность на грани суицида.

Перемещение в новый мир далось Тен-Тен удивительно легко. Ей было не за что цепляться в старом: супруг умер, дети давно жили отдельно и сами успели стать стариками, друзья ушли на перерождение один за другим, кто от травм, кто от войны. Коноха, её любимая деревня, сама не была на себя похожа. Новые здания зубьями стремились вверх, и Тен-Тен радовалась лишь тому, что эти высокоэтажные пики стали появляться за пару лет до её смерти.

Ниндзя были не нужны в новом мире. Над её привычкой носить с собой кунаи и сенбоны посмеивалась молодёжь; война из крови переросла в цифры и банкротство. Чакра начала вырождаться настолько, что Тен-Тен, — вот же курам на смех! — была одной из сильнейших шиноби, оставшихся в живых.

Даже дома, как такового, у Тен-Тен не было: родовой особняк мужа отошёл детям, да и не питала к нему Такахаши нежных чувств. Едва почувствовав себя лишней среди бумажных стен и расписных сёдзи, Тен-Тен ушла. Купила себе небольшую квартирку в криминальном районе, — так оказалось дешевле и интереснее, — и переехала, особо не мучаясь совестью.