Однако факт остается фактом – Сфинкс высечен не целиком из скалы. Скульпторы обнаружили, что скала слишком мала для воплощения их замысла. Чтобы выполнить свою титаническую задачу, они были вынуждены пристроить к ней закругленную заднюю часть и пятидесятифутовые (около 15,2 м) передние лапы из специально обожженных кирпичей и обтесанных камней. Эти добавленные детали частично поддались воздействию людей и времени: некоторые кирпичи были вынуты, а камни исчезли.
Затем сто лет назад в Египет прибыл полковник Говард Виз, возвращавшийся на родину с армейской службы в Индии. В Суэце он должен был покинуть корабль и воспользоваться каретой, которая принадлежала Ост-Индской компании и использовалась для того, чтобы доставлять служащих в Каир и потом к Средиземному морю, где они опять могли бы сесть на корабль. На какое-то время полковник остался в Каире, где его внимание привлекли пирамиды и Сфинкс. Посетив их несколько раз, услышав древние предания и решив их проверить, он достал длинные металлические буровые штанги с резцами на концах, и проделал в плече Сфинкса отверстие, чтобы выяснить, является ли статуя полой. Результат Виза разочаровал. Полковник пробурил двадцать семь футов (около 8,23 м) твердой скалы. Оставленные им отверстия заметны до сих пор. К сожалению, во времена Виза была видна лишь голова Сфинкса, тело же покрывал толстый слой песка. Поэтому его работа оставила три четверти статуи нетронутой, даже не приблизившись к ее основанию.
Ночь подкралась тайком, как пантера, бесшумная, если не считать наводящего ужас почти человеческого воя нескольких шакалов. Сфинкс и я, мы оба оставались под чистым, усыпанным звездами африканским небом, укрепляя соединившую нас невидимую нить, превращая знакомство в дружбу и, возможно, начиная понимать друг друга лучше.
Когда я впервые пришел к нему несколько лет назад, он спокойно и пренебрежительно смотрел вдаль. Тогда я был для этого гиганта всего лишь еще одним карликом – смертным, спешащим созданием, передвигающимся на двух ногах и сочетающим в себе самонадеянность, изменчивые желания и глупые мысли. Мне он казался мрачным символом той Истины, которую человек никогда не обретет, огромным идолом, посвященным Неизвестному. Все возносимые к нему молитвы канули в бледные пески без ответа, все вопросы провалились в пустоту неуслышанными. Тогда я отвернулся от него, почувствовав себя более циничным и скептически настроенным, усталым от мира и раздраженным.
Но годы не прошли зря. Жизнь – это другое название духовного образования, и Невидимый Учитель преподал мне пару значимых уроков.
Я узнал, что наша планета вращается в космосе не напрасно.
Я вернулся к Сфинксу в радостном настроении. Когда мы находились рядом друг с другом в темноте – он, припавший к земле в своей впадине на краю Ливийской пустыни, и я, сидящий на земле скрестив ноги, – я вновь размышлял о таинственном значении этого колосса.
Весь мир видел фотографию Сфинкса, и каждый может узнать его изуродованное лицо. Но миру неизвестно, когда и зачем он был сделан из цельной известняковой скалы, которая поднимается из песка, а также чьи руки превратили эту одинокую гору в статую таких огромных размеров.
Археология молчит, опустив голову в тайном стыде. Ей пришлось отказаться от теорий, которые она несколько лет назад так уверенно выдвигала. Больше она не смеет произнести определенное имя и не рискует предложить точную дату. Она уже не может приписать Сфинкса ни царю Хафра, ни царю Хуфу, поскольку стало понятно, что найденные надписи доказывают лишь факт существования статуи во время их правлений.
Найденные папирусы практически не упоминают о Сфинксе до XVIII династии, а надписи на камнях ничего не сообщают о нем до IV династии. Археологи, исследовавшие древний мусор, обнаружили надпись, где Сфинкс назван памятником, чье происхождение теряется во мраке. Говорится, что он был случайно найден после того, как пески пустыни погребли его полностью и память о нем исчезла. Эта надпись относится к периоду IV династии – ко времени фараонов, которые правили Египтом почти шесть тысяч лет назад. Даже для этих древних царей Сфинкс был невыразимо древним.
Вместе с ночью пришел сон, но я час за часом решительно отказывался от него. И все же в тот момент моего ночного размышления веки мои начали смыкаться в невольном протесте, и разум начал постепенно засыпать. Внутри меня теперь боролись две силы: страстное желание бодрствовать ночью и смотреть на мир вместе со Сфинксом и растущее