Размер шрифта:   16
к матери она была привязана, как и я, ведь предчувствие того инфаркта – это же не просто так. Кстати, у мамы был второй инфаркт, когда выяснилось, что Элла сбежала, и третий она уже не переживет – так сказали врачи. Но на этот раз Элла не прибежала домой, лишь на полминуты отстав от кареты скорой помощи. На этот раз у ее не было предчувствий. Или были, но она по каким-то причинам не могла вернуться. Или она просто уже была мертва…

Прошел месяц, надежды на ее добровольное возращение оставалось все меньше. Если она и скопила каких-то денег, они должны были уже закончиться. Она знала номер карточки отца и секретный код, однако не считала нужным ей пользоваться. Знакомые папиного дяди-полковника по его просьбе каждую неделю пробивали паспортные данные по разным базам, но ничего нового в связи с Эллой не появлялось. Я, в свою очередь, еще через два дня после ее побега зашла в компьютер с ее учетной записи, подобрав пароль (для близнецов это не проблема), однако ничего странного не обнаружила. На рабочий стол были выложены фотографии – прямо так, файлами. Вместо фонового изображения – тоже фотография. Элла на фоне какого-то полуразрушенного замка – небольшого, из серого кирпича. Приглядевшись, я заметила сзади обычный железный забор и поняла, что замок – новодел. Следовательно, не разрушенный, а недостроенный. Тогда я еще надеялась на помощь полиции, поэтому не стала заморачиваться. Да и, сказать по-честному, я вообще была какое-то время уверена, что это просто очередной закидон сестры, и она вернется сама.

И вот через месяц, когда стало ясно, что нет, возвращаться она не собирается, я и полезла снова в компьютер и уставилась на улыбающееся лицо, точь-в-точь мое, на фоне данной псевдоготики. Где это она?..

Терзаемая этой мыслью, я наконец-то полезла изучать все файлы на рабочем столе. Итак, как я уже сказала, помимо стандартных ярлыков от разных программ, были фотографии – целых пять. Две из них – групповые снимки. Все сделаны на улице. Таким образом, я смогла понять, что это одно место, одна территория, потому что забор одинаковый – из темно-зеленых железных листов. Весьма выгодный цвет, потому что сливается с растительностью и не портит вид. Территория была огромной, во всяком случае больше стандартных загородных участков. На ней расположен большой светлый двухэтажный дом в стиле барских особняков девятнадцатого века, с резными балясинами на деревянном крыльце, белыми колоннами и крашеными изразцами на всех окнах, а в другой стороне участка – тот самый недостроенный замок. Вся остальная территория засажена цветами и кустарниками (на снимках везде цветущая сирень и клумбы с тюльпанами, из чего я сделала вывод, что информация о дате снимка в свойствах файла верна – май) и заставлена белыми скамейками. Что это такое? Закрытый санаторий? Резиденция нефтяного магната? Где же она?

Потом я снова открыла групповой снимок. Восемь молодых людей, включая Эллу, импозантный дяденька лет пятидесяти с выступающим пивным животиком и весело улыбающаяся старушка очень маленького росточка, что было видно даже учитывая, что она сидела на стульчике. Если бы не старуха, я бы еще могла подумать, что это какой-то частный реабилитационный центр для наркоманов, но она рушила все мои представления о строгих психологах-воспитателях, да и цветов для такого заведения слишком много. Я понимаю, что частные центры строятся, исходя из личных представлений их учредителей о терапии и душевном комфорте, но все-таки, мне кажется, в этом случае обошлись бы парой-тройкой клумб. Да и поездка Эллы в такое место вызывала недоумение. Не было у нее друзей-наркоманов, которых она могла бы здесь навещать. Тогда что остается? Частные владения. Насчет магната я, конечно, загнула, размах не такой большой. И тут я вспомнила. Рэпер! Так вот куда она ездит дважды в год!

Открыв браузер, я пододвинула клавиатуру и начала писать поисковый запрос. Через пятнадцать минут я уже знала об этом рэпере почти все. Ян Павлецкий – имя кумира моей сестры – приобрел три соседних участка в стандартные двенадцать соток и возвел сперва двухэтажный гостевой дом, а затем принялся за собственные хоромы в стиле средневековых замков, само собой, в более скромных габаритах. Но не дождался окончания работ и трагически погиб, оставив из семьи лишь одинокую бабушку – больше у него никого не было. Его застрелил какой-то уличный грабитель, но это, конечно, официальная версия. Учитывая, что убийцу так и не нашли, да и с пистолетами они по дворам как-то нечасто ходят, можно сделать вывод, что убийство было заказным. Тексты песен рэпера призывали к мятежу, популярно рассказывая об антивоенных митингах, репостах и уголовной за них ответственности, совершенно неоправданной с точки зрения морали и элементарного здравого смысла, а правительству такая правда никогда не нравится. Рэпер умер в возрасте двадцати шести лет – как Лермонтов, фанаткой которого как раз была я. Почему-то именно это заставило меня познакомиться с творчеством певца поближе. Найдя в интернете