Глаза девушки вспыхнули при виде креста, что свисал с потолочной балки, как было принято во всех хижинах на Черном озере. Десяток стеблей тростника, сплетенных в середине в квадрат, образовывали четыре отходящих луча креста: такая форма должна была напоминать болотникам о божественных членах, простирающихся во все стороны света. Набожа опустилась на колени около креста, тронула губы, затем устланный тростником земляной пол. Выбросив из головы глиняные сосуды и тканые занавеси, она устремилась мыслями к Матери-Земле, к обильно ягнящимся маткам, к блеску готовой брызнуть зелени. Грудь Набожи расширилась, обратившись в полную ожиданий пещеру. Она глубоко задышала, и пустота внутри заполнилась растекающимся теплом — так живот заполняется горячей похлебкой в самые стылые, самые голодные дни Зяби. Мать-Земля пришла. Они воззвали — и она пришла к Набоже.

Свое имя девушка снискала давно, после длительного бдения под крестом Матери-Земли, когда ей еще не было и четырех лет. По правде говоря, сама она этого не помнила, но деревенские в избытке обеспечили ее деталями, превратившимися со временем в воспоминания. Яйцо, синее, как небо, одиноко лежащее в грязи. Яйцо, которое она спасла, принесла домой в сложенных лодочкой ладошках и держала в ложбинке, где сходятся бедра, пока стояла на коленях под крестом, прося, чтобы птенец проклюнулся. И наконец в безупречно гладкой скорлупе появилась трещина, затем высунулся розовато-желтый клюв, за ним — оранжево-красное горлышко и темные матовые перья.

После этого не проходило и луны, чтобы девочка не распласталась под крестом. Она просила о мясе — и Старый Кузнец вдруг приносил ее семейству добрый кусок солонины. Просила, чтобы исчезли зудящие волдыри, усеявшие ей живот, — и те подсыхали бурыми корками. Она просила о подарке, который заставит мать снова улыбнуться, — и Арк, сызмальства знавший повадку пчел, добывал истекающие медом соты. Она просила, чтобы ушел страх, — и наступал рассвет; просила дождя — и разверзались небеса. Девочка просила с искренним благоговением и горячо славила Мать-Землю в ответ на полученные дары.

Маленькой Набоже не составляло труда обратиться к богине, как не составляло труда и заметить, что Мать-Земля слышит ее и благоволит столь набожной девочке, избавив их с матушкой от самых тяжких невзгод, выпадавших на долю других.

К окончанию церемонии Набожа уже чувствовала себя более уверенной, готовой к празднеству, словно на ней было новое шерстяное платье, а волосы в свете огня отливали золотом и серебром. Неужто она в самом деле хотела покинуть процессию? Ради чего? Чтобы натереться душистой травкой? Она встретится с Молодым Кузнецом, не обращая внимания на его взгляд, перебегающий с ее грязных ногтей на спутанные пряди. Она честно признается, что потеряла амулет. И когда юноша увидит ее такую, взъерошенную и неопрятную, он возрадуется, что у него нет перед ней никаких обязательств. Ему не придется выносить гнев матери и недоуменные взгляды других молодых мастеров. Тут Набожа задалась вопросом, что же сподвигло Арка собрать ростки фиалок, отнести их на вершину Предела и засадить для нее восхитительную поляну, и внезапно ей подумалось, что Арка ее потрепанный вид не напугал бы. Изо дня в день он трудился рядом с ней в полях Вождя, правителя их племени. Они вместе возделывали землю в бесконечной ледяной мороси, и Арку случалось видеть ее с покрасневшим сопливым носом и хмурым застывшим лицом.

Девушки расселись на скамьях вокруг очага и посолонь стали передавать друг другу кубок с пшеничным пивом. Каждая по очереди торжественно отпивала глоток. Потом они приступили к филею, неторопливо смакуя сладкие соки. Набожа проглотила свою долю мяса и ячменя, почти не ощутив вкуса. Она забыла о грязи под ногтями и даже не дрогнула, снимая плащ и открывая на всеобщее обозрение неопрятное платье. Молодой Кузнец и его сородичи ушли, чтобы девушки могли попировать в своем кругу, однако Набожа знала: он вернется и увидит, что у нее на шее нет креста. Ну и ладно. Великая богиня теперь с ней. Сейчас Набожа чувствовала лишь праведность, великодушие и покой. Ей хотелось разгрести свежий тростник, лечь на землю и щекой, ладонями, сердцем прижаться к богине. Но, видимо, нужно оставаться недвижимой и молчать, чтобы сберечь это ощущение, — и тогда Мать-Земля пребудет с нею.

Скоро, как и ожидалось, юноши забарабанили в закрытую дверь. Смеясь и оглаживая платья, девушки закричали: «Мы еще не всё съели!», ибо, согласно традиции, им полагалось завершить пир, прежде чем впускать юношей. Девушки расшумелись, громко перекрикиваясь и дразня ожидающих снаружи парней.

— Хочешь еще окорока? — крикнула Рыжава.

В такую ночь Хмара не могла не ответить:

— Ни кусочка больше не влезет! — Ее обычно впалые щеки округлились. — Надулась, как овечья титька.