Почему-то я не мог говорить, мой рот словно онемел и открывался и закрывался сам по себе, было такое ощущение, словно я находился под воздействием местной анестезии, которую применяют у стоматологов. Из горла выходило только невнятное мычание, я смог только согласно кивать головой. Олчеймаа негромко засмеялась над моими попытками.

В этот момент из моих ушей как будто выпали пластилиновые пробки и, как куча вещей из открывшегося внезапно шкафа, на меня обрушилась масса звуков. Каждый звук был слышен в отдельности и в то же время был частью общей оркестровой партитуры. Я услышал рёв проезжающей колонны КАМАЗов-бензовозов, тихое урчание работающих на холостом ходу двигателей легковых автомашин, стоявших возле дороги. Стали слышны голоса споривших и просто беседующих людей в кафе и возле него, лай двух собак где-то за домами в двухстах метрах вниз по склону горы.

Мои уши сканировали пространство вокруг, и я, поворачивая голову в разные стороны, с любопытством изучал незнакомые ощущения. Каким-то неизвестным мне образом я мог слышать в подробностях беседы поваров на кухне в кафе, обсуждавших домашние проблемы, разговоры пассажиров в стоявшем в ста метрах от меня автобусе, шелест крон высоких елей и пихт, раскачиваемых лёгким ветерком на противоположной стороне дороги. Шум крови, текущей по моим венам, тоже был слышен, его звук отличался от тока крови в артериях, и это меня почему-то поразило.

Я настолько увлёкся, что забыл о сидящей рядом Олчеймаа. Повернув в очередной раз голову, чтобы исследовать звуки, достигающие меня, как мне уже стало казаться, из невероятных далей, я наткнулся на её взгляд и мгновенно забыл обо всём.

Пока я был занят собой, она сняла тёмные солнцезащитные очки и смотрела на меня. Что-то в её взгляде показалось мне необычным. Присмотревшись внимательнее, я увидел, что глаза под чёрными смоляными бровями вовсе не карие, как того можно было ожидать, а яркие и разноцветные — один синий, а другой зелёный.

Увидев, что я немного пришёл в себя, она спросила:

— Так что же, ты веришь в перерождение душ, Андрей?

Я по-прежнему не знал, что ответить, но вдруг осознал, что она назвала меня моим настоящим именем, и мгновенно насторожился, поток моих обыденных мыслей захлестнул меня. Я забыл, что только что слышал невероятный оркестр, состоящий из множества гармонично собранных звуков, сейчас он превратился в обычный фоновый шум, какой я слышал в течение всей своей жизни. Я стал лихорадочно вспоминать, где мог проговориться, где могла она как-нибудь подглядеть в мой паспорт.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — вырвалось у меня.

Она беспечно рассмеялась:

— А мне он сказал, — она тонким пальцем указала на ту самую маленькую птичку, как ни в чём ни бывало сидевшую на спинке скамейки.

Я подумал, что она недостаточно хорошо говорит по-русски, и автоматически поправил:

— Не он, а она. Птица.

— Нет — он, — повторила Олчеймаа. — Это самец черноголовой славки, у него шапочка на голове чёрная, а у самочек она коричневая. Правда? — обратилась она к птичке.

Та не издала ни звука, только смотрела на нас чёрным глазомбусинкой, склонив набок маленькую головку. Этот «разговор» с птицей выглядел настолько нелепо, что я непроизвольно засмеялся и спросил полушутя-полусерьёзно.

— А мне он что-нибудь говорил?

— Да, — с серьёзным видом ответила она, — он сказал, что если ты будешь так часто врать, у тебя вырастет хвост.

И расхохоталась. Я не успел ничего ответить, потому что в этот момент к нам подошёл водитель и позвал нас садиться в машину, чтобы ехать дальше.

Спустя несколько часов мы приехали в город, я вышел на окраине, попрощавшись с попутчиками и водителем. Когда автомобиль отъезжал, я бросил взгляд ему вслед и увидел, что Олчеймаа, обернувшись, смотрит на меня. Я помахал ей рукой и увидел, что она тоже помахала мне, а потом отвернулась и стала смотреть вперёд, а через минуту автомобиль скрылся за поворотом дороги.

Глава 3. Пик Сфинкс

Трещина змеилась, уходя почти вертикально вверх, и исчезала за скальным перегибом. Иван попытался просунуть в неё пальцы, но трещина оказалась слишком узкой, поэтому, прощупав холодный гранит гладкой, словно отполированной стены в радиусе размаха рук, он нашёл небольшой выступ, за который смог уцепиться самыми кончиками пальцев левой руки. Он подумал, что, должно быть, выглядит довольно забавно в такой позе — прилипший всем телом к скале на высоте почти двух километров, ноги в ярко-зелёных штанах растянуты под максимальным углом, который позволяет сделать растяжка его мышц, и упираются в едва заметные выступы стены, а длинные руки раскинуты в поисках зацепок.